Андрей Ухналев. К работам в Летнем саду - 6 апреля 2011 года

До открытия Летнего сада остается год, но уже сейчас, когда большая часть строительных работ выполнена, наглядно видно, чем обернулась реставрация для старейшего сада Санкт-Петербурга. «Объект» посещают представители авторитетных общественных организаций, знающие толк в деле охраны культурного наследия. Уже появились первые критические публикации. Главные и наиболее резонансные, несомненно, впереди. Каждый найдет свои слова, чтобы выразить впечатление и дать оценку, но итог уже виден, и для него достаточно одной фразы: Летнего сада больше нет. Нет того сада, который петербуржцы любили, в котором находили покой, в котором, как нигде более в современном городе, можно было ощутить всю глубину трехсот лет его истории.

Почему так получилось? – вопрос не риторический. Но ответ на него сложен. Против сада и тех, кто пытался его защищать, объединилось много факторов. Однако есть общий знаменатель, к которому они сводятся. Сейчас время людей с особым устройством ума – не рациональным даже, а технократическим. Они не видят разницы между подлинным и новодельным, дух места для них не существует, след истории, культурная аура – пустые слова, выдумка экзальтированных интеллигентов. Для них главное – идея, умственная конструкция, которую они разработали. Не надо думать, что такие люди правят бал только в политике, экономике – в «родных» для них сферах. Они процвели и вышли в лидеры в гуманитарных областях – в культуре, искусстве.

Чем это вызвано? – Не знаю. Быть может, незрелостью, бескультурьем нашего общества. Но, говорят, и на Западе наблюдаются признаки такого же неблагополучия. Остается полагать, что причина всему – неведомые природные циклы. Человек культуры последовательно вытеснялся из жизни уже лет сто. Но никогда еще и нигде не был он поставлен настолько низко, чтобы бесцветный и слепой рацио выдавливал его на обочину даже той узкой и окраинной дорожки, которая оставлена культуре. Антикультурному техно-рацио потворствует равнодушие, а об руку с ним идет некомпетентность, дилетанство, невежество.

Что произошло в Летнем саду? Проектировщик, ничем не ограниченный ясным заданием и никому не подконтрольный, руководствовался убогим принципом реставрации «на время расцвета», которое ему мыслилось в середине XVIII столетия. Из этой посылки вытекала необходимость воссоздания всех тех затей, которые были зафиксированы иконографическими материалами по саду, невзирая на то, что интродукция псевдопетровских новоделов производилась в живую ткань памятника, далеко ушедшего от времени своей юности. За прошедшие 250 лет сад впитал в себя много такого, что, не имея ничего общего с петровской эпохой, вошло в него и сделалось неотторжимым от его образа. Наконец, он просто вошел в другой возраст, – такой, в котором регулярность сада начала XVIII века в его художественной полноценности и достоверности не реализуется.

Согласитесь, есть все же разница между петергофским Нижним парком, в котором подлинные фонтаны и павильоны 300 лет жили вместе с садом, вместе с ним старились и обновлялись, и Летним садом, из которого они ушли естественным путем 200 лет назад, уступив место живым составляющим нового образа, вместившего в себя произведения Росси, Фельтена и Фока, Л. Шарлеманя, Клодта, сросшегося с поэзией Пушкина, Ахматовой, с многими и многими другими замечательными личностями.

Написав «личность», я сообразил, что Летний сад был хорош тем, что диковатый и несколько аморфный вид, который он имел в последнее время, никому ничего не навязывал, напротив, давал полную свободу для личного духовного освоения каждым, кто в него приходил. Сад, таким образом, становился личным садом каждого. Каждый находил в нем что-то свое, близкое его душевному состоянию. (Недаром Пушкин ходил в него, как он писал, «в халате»). С нынешней реставрацией, жестко навязывающей «единственно верное» (на самом же деле, глубоко антиисторичное) видение, толерантность старого сада исчезает.

Доминирующие технократы считают, что последовательность, свойственная методологии естественнонаучного мышления, переносима на сферу художественной культуры и является тем вкладом, сделав который, они возвращают культуре достоинство, отнятое у нее вялыми интеллигентами. Они не способны понять, что беспринципность – онтологическое свойство культуры, проявляющееся во всех ее сферах, в том числе и в реставрации садов. Можно ничего не трогать в саду – будет неплохо. Можно внести нюансы – будет хорошо. Можно наполнить сад «петровскими» затеями – допустимо и это. Пока в саду есть деревья, кусты, травы, он будет радовать. Пока сохраняется его старая планировка, пока в нем есть статуи, старинные здания, сад может почитаться историческим. Можно согласиться со всеми вариантами реставрации Летнего сада с одной только оговоркой: реставрация не должна обеднять организм памятника.

Казалось бы, выделенному нами особому подвиду человечества – технократам, в силу рационального склада ума должно быть свойственно понимание значения научного знания (я уж не говорю: уважение к науке – Бог с ним!). Однако замечательной чертой многих виденных мною реставраций последних лет является игнорирование научных данных, мнения науки, основанного не только и не столько на глубоком знании отдельного конкретного памятника, но на всей совокупности знаний, на том, что называют эрудицией. Науку не только не слышат, но даже запроса на научные материалы или разработку методологических подходов не поступает. Причина в том, что технократизм ограничен и самодоволен. Он все знает сам, и опыт побед вселяет в него непоколебимую уверенность в его тотальной правоте.

Летний сад русской культуры придавлен теперь чудовищным нагромождением новодельных «затей», число которых превзошло уже все допустимые пределы и продолжает множиться. Старый сад становится метафорой нашей современной культуры, из которой напористая пустота суррогатов вытесняет подлинное, истинное, настоящее на обочину жизни.