Андрей Болотов. Жизнь и приключения... 2. [Дворяниново. Киясовка]

 

Вскоре потом открывшаяся весна, с оживающею своею зеленью и развертывающимися деревьями, отворила мне путь к новым и бесчисленным забавам и увеселениям. Вся натура была мне отверзтою, и я впервые еще тогда мог на свободе и сколько хотел ею пользоваться и всеми ея приятностьми, красотами и великолепиями наслаждаться. Не могу изобразить как приятна и утешна была для меня сия первая весна, и как много веселился я всеми окружающими меня разными предметами и происходящими всякий день с ними переменами.
Сперва утешали меня самые распуколки древесных листов, там младая и /398/ нежная зелень листочков и приятная разноцветность оных; а потом, веселил зрение мое самый цвет всех плодовитых дерев, соединенный с бесчисленными и разными цветами, рассеянными натурою по бархатным коврам, распростертым по земле. Я любовался ими и любовался положениями мест вокруг жилища моего. Все они были прекрасны, все мне милы, все утешали зрение и услаждали чувствования сердца моего,— и я не мог довольно навеселиться ими. Пение пташек, налетевших в превеликом множестве в сады и рощи мои, а особливо восхитительные крики соловья, слышимые повсюду и гремящие по вечерам во всех садах моих и рощах, увеличивали еще более приятность ощущений моих. И сколь многие минуты были ими наполнены тогда!
Не было дня, в который бы я, отрываясь от прочих моих упражнений, по нескольку раз не выходил из дома в рощи или сады свои: и либо сидючи в совершенном уединении на каком-нибудь приятном бугорке, на хребте своей горы прекрасной, либо стоявши, прислонясь спиною к какому-нибудь дереву и простирая взоры на прекрасные дальни и местоположения окрестные; либо расхаживая взад и вперед по тропинкам, пробитым мною в садах моих под тенью и ветвями дерев плодовитых, не углублялся я в размышления различные, и когда приятные и чувствительные, когда важные и глубокие и не производил ими в себе чувствований столь приятных и сладких, что за ними забывал все прочее на свете, и благодарил только судьбу свою, что она доставила мне, наконец, то, чего желало только сердце мое: то есть свободную и мирную деревенскую жизнь.
Со всем тем, не упускал я заниматься и экономиею сельскою и посвящать ей знаменитую часть праздного времени свого. В течение зимы имел я довольно досуга к тому, чтоб обдумать все части оной и позаметить в мыслях своих, /399/ что и что сделать бы мне в течение наступающей весны, лета и осени.
Не хотя вести домоводства своего так слепо и с таким небрежением, как ведут его многие, а желая основать оное колико можно порядочнее и лучше, завел я всему порядочные записки, переписал все замышляемые дела, все нужные поправления старых вещей и все затеваемые вновь заведения и предприятия, и соображаясь с малолюдством и достатком своим, избирал то, что казалось нужнейшим пред другими вещами, и давал всегда сим преимущество пред такими, кои были либо не столь нужны, либо могли терпеть еще несколько времени. А всегдашнее наблюдение сего правила и порядка в самых работах и помогло мне очень много в моем домоводстве, и сделало то, что я очень немногими людьми и в самое короткое время успел произвесть то, чего иные и многими людьми и несравненно в должайшее время произвести не в состоянии.
Все сии упражнения относились в течение сего лета наиглавнейше только к двум предметам: к зданиям и садам моим. /400/ Т. 2 стлб. 398-400

Я навещал ежедневно свой новонасажденный (сад) и поспешествовал чем можно было скорейшему его принятию. А сверх того начал помаленьку приниматься и за старинный свой и подле хором находящийся сад. Мне весьма хотелось и сей привесть в лучшее состояние. И как тогда все еще с ума сходили на регулярных садах и они были в моде, то хотелось мне и сей превратить сколько можно было в регулярный. Но как вдруг его весь перековеркать я не отважился, то отделил сперва одну часть оного, лежащую к проулку и превратил ее в регулярную. Я отделил часть сию от всего прочего сада двумя длинными, чрез всю ширину сада простирающимися и прямо против входа расположенными цветочными грядками, и сделав случившиеся в средине оной части четыре, в кучке сидящие и ныне еще существующие, но тогда молодые еще березки, — центром, вздумал сделать под ними осьмиугольную прозрачную решетчатую беседку и, проведя от сего центра во все четыре стороны дорожки, сделать тут 4 маленьких квартальца, окруженные цветочными рабатками, а по сторонам кой-где крытые дорожки, коих остатки видны еще и поныне, так /402/ как все то из приобщенного при сем рисунка яснее усмотреть можно.

 

А.Т. Болотов. Дворяниново. План части сада
А.Т. Болотов. Дворяниново. План части сада

Всю же нижнюю и большую часть сего сада оставил я еще в сей раз в прежнем состоянии, а вычистил только и сколько-нибудь оправил находившуюся в конце оного и на самом хребте горы, старинную прадедовскую сажелку, на плотине которой стоял еще издыхающий огромный дуб, преживший века многие. И как сие последнее дело надлежало производить многими людьми дружно и я принужден был согнать всех ближних своих крестьян и крестьянок, /403/ то при сем случае и имел я удовольствие видеть всех их в собрании, и не мог довольно надивиться веселому характеру нашего народа, производящему и самые трудные и тяжелые дела с шутками и издевками, со смехами и играньем друг с другом.
Премногое множество насадил я также в сию весну разных плодовитых и диких дерев, а особливо в сем ближнем саду, — где, к числу посаженных в сию весну деревьев, принадлежит и прекрасная моя большая ель, украшающая ныне всю средину сего сада и /404/ стоящая посреди еловой площади, и прекрасная моя кронная липа. Первая посажена была маленькою по конец одной длинной цветочной грядки, а другая при начале оной, и обе служат мне ныне памятниками тогдашнего приятного времени.
В сих ежедневных и занимательных упражнениях протекли нечувствительно все первые дни, — и так, что я их почти и не видал. Последующее за тем и самое лучшее вешнее время, одевшее все деревья зеленью и украсившее плодоносные из них снегоподобными /405/ цветами, умножило еще более мои невинные сельские забавы и увеселения. Я любовался сею разноцветною и прекрасною зеленью, любовался нежными молодыми листочками, сотыкающими для меня приятные тени под ветвями дерев и кустарников; любовался тысячами цветов разных, которыми они все были унизаны и мне изобилие всяких плодов обещавших; любовался, наконец, и самою завязью и начатками плодов сих, и не мог всем тем налюбоваться и зрения своего насытить довольно. И какое множество приятных и неоцененных /406/ минут в жизни доставила мне уже и первая весна в деревне! С каким неописанным удовольствием провождал я многие часы и целые дни в садах своих, и сколь разнообразные и всегда меня занимающие приятные упражнения находил я для себя в оных!
Из всех плодовитых дерев и кустарников, также и сажаемых в цветниках цветочных произрастений, не было мне еще ни одного знакомого: со всеми ими надлежало мне познакомливаться и всех их узнавать натуру и свойства. Сими последними снабдила меня одна моя соседка, госпожа Трусова. Будучи охотница до цветов, имела она у себя их многие разные роды. И как у меня вовсе не было никаких, то, будучи мне несколько сродни и сделавшись знакомою, не успела узнать, что я сделал цветник и нуждаюся цветами, как и снабдила меня всеми зимними породами оных, какие только у нее были.
И, Боже мой! сколько невинных радостей и удовольствий произвели мне сии любимцы природы, украшающие собою первые зелени вешние! Как любовался я разнообразностию и разною зеленью листьев и травы их! С какою нетерпеливостию дожидался распуколок цветочных и самого того пункта времени, когда они развертывались и расцветали! И самые простейшие и обыкновеннейшие из них, как, например, орлики, боярская спесь и гвоздички турецкие, увеселяли меня столько, сколько иных не увеселяют и самые редкие американские произрастения, и более от того, что все они были мне незнакомы. А о нарциссах, тюльпанах, ирисах, лилеях, пионах и розах, которыми она меня также снабдила, и говорить уже не для чего. Сии приводили меня нередко даже в восхищение самое, и сделали мне маленький мой цветничок столь милым и приятным, что я не мог на него довольно насмотреться и налюбоваться. И с самого сего дня сделался до цветов превеликим и таким охотником, что не проходило дня, в который бы не посещал я его и по /407/ нескольку раз не умывал рук своих, замаранных землею при оправливании и опалывании цветов своих.
А таковые же поводы к упражнениям, а вкупе и удовольствиям и увеселениям многоразличным подавали мне и другие части садов моих. Ни один из последних уголков в оных не оставался без посещениев моих; а многие места в них и по нескольку раз в один день посещаемы были мною. И везде и везде находил я себе дело, и везде занятие и упражнение. Здесь оправлял я или заставлял поливать новопосаженные деревья и кустарники, и старался поспешествовать всячески тому, чтоб они принимались лучше и скорее. Там подчищал я другие, и вырезывая мешающую им постороннюю дрянь и негодь, давал им свободы и простора более. Инде стягивал и подвязывал ветви и уменьшал чрез то безобразие оных; а в некоторых местах — либо серпом обсекал, либо ножницами обстригал я молодые деревцы и кустарники и превращал их в кронные и фигурные. Здесь выкашивали мне траву и истребляли дурные произрастения, а инде, по указанию моему, прочищали и прокладывали дорожки, и делали земляные лавочки и сиделки для отдохновения, окладывая их зеленым дерном, — и так далее.
Во всех сих садовых занятиях и упражнениях моих был сотоварищем и помощником моим один из стариков, живших тогда во дворе моем. Не имея у себя никакого садовника и ни единого из всех людей моих такого, который хотя б сколько-нибудь знал сию важную часть сельского домоводства, долго не знал я и не мог сам с собою согласиться в том — кого бы мне приставить к садам моим и сделать садовником? Но наконец, попался мне сей старичок на глаза и полюбился по своей заботливости, замысловатости и трудолюбию. Он служил при покойном отце моем, бывал с ним во всех походах и звали его Сергеем, но /408/ известен он был более под именем Косого. Так называл его всегда мой родитель, так называл его я, но наконец прозвали его все дядею Серёгою.
Сему-то доброму старичку решился я препоручить все сады мои в смотрение. И сей-то прежний служитель отца моего, которого на старости мы женили и выпустили было в крестьяне, но взяли опять во двор, был и садовником моим, и помощником, и советником, и всем и всем. И хотя сначала и оба мы чего из относящегося до садов не знали; но иностранные книги обоих нас в короткое время так всему научили, что он вскоре сделался таким садовником, какого я не желал лучше. И он пришелся прямо по мне и по моим мыслям: ибо не только охотно исполнял все, мною затеваемое и ему повелеваемое, но по замысловатости своей старался еще предузнавать мои мысли и предупреждать самые хотения мои, — чем наиболее он мне и сделался приятным. И я могу сказать, что все прежние сады мои разными насаждениями своими и всем образованием своим обязаны сему человеку. Его рука садила все старинные деревья, и воспитывала, и обрезывала их; и его ум обработал многие в них места, видимые еще и поныне и служащие мне всегдашним памятником его прилежности и трудолюбия. Словом, я был сим служителем своим, дожившем до глубочайшей старости и трудившимся в садах моих до последнего остатка сил своих, так много доволен, что и поныне, при воспоминании его и того, как мы с ним тогда живали, как все выдумывали и затеи свои производили в действо, слеза навертывается на глазах моих, и я, благословляя прах его, желаю ему вечного покоя, — и тем паче, что преемник и ученик его, нынешний мой главный садовник, далеко не таков, каков был сей рачительный и добрый старичок /409/. Т. 2 стлб. 402-409.

Словом, весь тогдашний образ моей жизни был особливый, и так единообразен и прост, что я могу оный немногими словами описать.
В каждое утро, встав почти с восхождением солнца, первое мое дело состояло в том, чтоб растворив окно в мой сад и цветничок, сесть под оным и полюбоваться красотою натуры и всеми приятностями вешнего утра, и вознестись при том мыслями к Производителю всех благ и пожертвовать ему первейшими чувствиями благодарности за все его к себе милости. Между тем, как я сим первым и приятнейшим для себя делом занимался, готовил мой Абрам (который продолжал и в деревне мне служить и отправлять должность камердинера при помощи одного мальчишки, по прозвищу Бабая) мой чай.
Сей был у меня в тогдашнее время особливый. Некогда имея нужду полечить себя от заболевшей груди вареною в воде известною травою буквицею, подслащенною медом и приправленною сливками, и продолжая питье сего напитка несколько дней сряду, я /410/ так к нему привык и он мне сделался так приятен, что я позабыл совсем о чае и пил вкусный отвар сей всякое утро с таким же удовольствием, как и самый лучший чай китайский. Итак, не успею, бывало, встать, как чрез несколько минут и принашивал ко мне мой Абрам на подносе чайничек с вареною буквицею и с кастрюлечкою с растопленным медом, и с другою такою ж с согретыми сливками; а Бабай мой следовал за ним с раскуренною трубкою с табаком. И я, опорожнив их до дна и напившись досыта, вскидывал на себя легкую, простую и спокойную деревенскую одежду, и всунув в карман какую-нибудь книжку, спешил в сады свои.
Там, ходючи по своим аллеям и дорожкам, любовался я вновь всеми приятностями натуры, вынимал потом из кармана книжку и, уединясь в какое-нибудь глухое местечко, читывал какие-нибудь важные утренние размышления, воспарялся духом к небесам, повергался на колена пред Обладателем мира и небесным своим Отцом и Господом и изливал пред Ним свои чувствования и молитвы. Препроводив в том несколько минут, продолжал я хождение свое, отыскивал своего садовника, приказывал ему, что в тот день или час ему делать; и обходив сим образом и сады свои все, а иногда и всю усадьбу свою, возвращался я паки к удовольствию в свою комнату. Тут находил я всегда уже готовый для себя завтрак.
Сей состоял у меня обыкновенно из свареной в кастрюлечке гречишной каши размазеньки. Приправив ее хорошим чухонским маслом, выпоражнивал я ее с особливым вкусом и приятностию. После чего, либо садился на верховую лошадь и выезжал на свои поля осматривать и производимое хлебопашество, либо отхаживал опять в сады и в те места, где в тот день производились работы, и присутствовал при оных.
Двенадцатый час возвращал меня /411/ опять в мои комнаты. Тут дожидался уже меня изготовленный легкий и хотя не пышный, но сытный и приятный деревенский обед. И я, насытив себя, либо выходил опять в сад и, между тем, как обедали и отдыхали мои люди, занимался там, сидючи где-нибудь под приятною тенью, читанием взятой с собою приятной книжки; либо брал в руки кисти и краски и что-нибудь рисовал до того времени, покуда работы воспринимали опять свое действие и меня к себе призывали. Приятное же вечернее время посвящал я опять увеселениям красотами натуры; и чтоб удобнее ими пользоваться и наслаждаться, то удалялся обыкновенно в старинный свой нижний сад, откуда видны были все окрестности и все прекрасное течение извивающейся нашей реки Скниги. У меня выбрано было к тому особое и лучшее местечко на самом обнаженнейшем хребте горы своей.
Тут, сидючи на мягкой мураве, при раздающемся по всем рощам громком пении соловьев, любовался я захождением солнца, бегущею с полей в дома и чрез речку перебирающеюся скотиною, журчанием воды, переливающейся чрез камушки милой и прекрасной реки нашей Скниги. И нередко приходя от того в приятные даже восторги, просиживал тут иногда до самого позднего вечера, и до того, покуда прихаживали мне сказывать, что накрыт уже стол для ужина.
Сим и подобным сему образом провождал я тогдашнюю свою уединенную холостую жизнь, и за беспрерывными упражнениями не видал, как прошла вся весна тогдашнего года. /412/ Т. 2 стлб. 410-412

В сельском домоводстве становился я час от часу более знающим; ибо, с одной стороны, прилежное читание иностранных и всех экономических книг, какие только мне попадались в руки, и замечания и выписки из оных всего того, что могло быть и у нас употребляемо, а с другой стороны, самая опытность и действительное упражнение во всех разных частях сельского домоводства, доставляло мне со всяким днем новые о вещах понятия и побуждали предпринимать к усовершенствованию оного разные опыты; а все сие нечувствительно и вперило в меня уже и довольную охоту к экономии и к разным частям ея.
Но из всех сих ни которая не привязывала и не прилепляла меня к себе так сильно, как садоводство. Ибо как сады по существу своему давали пищу и уму и сердцу моему, и доставляли мне не только чувственные и телесные, но и самые душевные удовольствия; то всего более и прилежнее занимался я ими и чрез самое то сделался нечувствительно к ним охотником.
К сему побуждало меня наиболее то, что я не только видел уже изрядный успех во всех своих с садами делах и предприятиях, но начинал уже и пользоваться плодами трудов своих. Все посажденные мною в первую осень и последующую затем весну деревья уже переболели, и в сей год /558/ начали уже порядочно рость, шпалеры получили уже свой вид и вошли в стрижку. Цветники великолепствовали уже множеством цветов. Питомник мой наполнен был уже довольным количеством маленьких всякого рода плодовитых деревцов, ибо я не только всякой год сеял почки и сажал лесные пеньки из леса и прививал к ним прививки, но выдумал способ умножать количество сих запасных деревцов отдергиванием силою и сажанием на гряды тех молодых и маленьких отрослей, которые выростают подле пней и главных стволов больших плодовитых дерев и кои я назвал отрывками. И как сих отрослей нашел я в садах моих великое множество, как подле яблоней, так подле слив и вишен, то и насадил я ими в питомнике своем целые грядки, и всем тем не только занимался с удовольствием особым, но действительно и веселился; ибо всякая самим собою выдуманная и произведенная безделушка меня радовала чрезвычайным образом и доставляла мне не одну, а многие приятные минуты в жизни.
Но ничто так много меня в сей год не увеселяло, как новонасажденный сад мой. Я видел его уже принявшимся и вступившим в порядочный рост свой, а некоторые деревцы пришли уже с цветом и плодом первым. Не могу изобразить, как много увеселяли меня сии первые начатки ожидаемого впредь изобилия плодов и с каким удовольствием, и как часто хаживал я смотреть сии первые плоды, растущие на новопосажденных деревцах. И с какими приятными чувствиями испытывал я оные с обеими семьянинками своими! По счастию случилось так, что были все они хороших вкусов и величины довольной. Сие увеличивало удовольствие мое более, ибо я, льстясь бессомненною надеждою, что и все таковы же будут, не мог тому довольно нарадоваться и тем навеселиться. /559/ Т. 2 стлб. 558-559.

Но никоторая часть [домоводства] меня так много не веселила, как относящаяся до садоводства. С садами своими я в течение сего лета имел много занятия и дела, и в летнее время почти не выходил из оных. Одно из наиглавнейших дел с ними было то, что я и всю достальную часть ближнего к дому сада превратил в регулярную, и разбив всю оную по плану разными косыми и прямыми дорожками в множество косяков и куртинок, некоторые из них засадил в осень сего года разными деревьями и кустарниками, а чего не успел в осень сего года, то оставил до предбудущего. Новый же мой плодоносный сад приносил уже мне час от часу более удовольствия. В сей год было в нем уже более плодов, и все шпалеры получили уже свой вид и были в хорошем состоянии. Т. 2 стлб. 609.

Так случилось, что все знакомцы, /612/ друзья и соседи мои, власно как напрерыв друг пред другом, старались доставлять мне все, что кто только имел из семян и произрастений таких, каких у меня еще не находилось. А иные выписывая оные и покупая дорогою ценою, не хотели даже сами у себя их садить и сеять, а присылали ко мне, будучи уверены, что у меня они лучше не пропадут, нежели у самих их. Такое предубеждение имели они о моем любопытстве и отменной обо всем старательности. И как количество всех их было превеликое, все же они мне как новому и молодому эконому были совсем еще незнакомы и со всеми надлежало познакомливаться, узнавать их натуру и свойство, и как лучше их садить, сеять и размножать, то судите сами сколько одни сии должны были меня занимать!.. Но зато доставили они мне несметное множество и удовольствий и приятных минут в жизни. /613/. Т. 2 стлб. 612-613.

Другое дело, которое я тотчас по вскрытии весны начал, состояло в снабдении ближнего сада своего какою-нибудь рубленою беседкою, и в придании ему чрез то красы особой. Место под нее было у меня давно уже избрано и назначено. Оно было самое лучшее и то, где теперь красуется на горе мой «храм удовольствия», но тогда было оно пусто и далеко не таково просторно, как теперь. А. беседка на сем месте срублена была самая та осмиугольная, которая цела еще и поныне, но стоит уже на ином месте и украшает собою всю нижнюю и наилучшую часть моего сада.
Не могу изобразить, сколь много забот, хлопот, но вкупе и удовольствиев произвела собою мне сия беседка. Я постарался после ее раскрасить и как можно лучше убрать по тогдашнему времени; а кстати уже поправил и плотину сажелки подле сего места находившейся, и сделав ее регулярною, усадил ее внизу в два ряда самыми теми лозами, которые и поныне еще существуют и покрывают тению своею ту прекрасную сиделку, которая под плотиною находится перед фонтаном.
Но и кроме сих множество других и разных дел дожидалися уже вскрытия весны и сошествия снега; и не успела она вскрыться, как и начались беспрерывные почти надворные дела и упражнения разные. То /620/ сады, то поля, то рощи, то пруды, то другие части усадьбы занимали меня ежедневно, и не проходило ни одного дня, в который бы, находясь дома, не занимался я разными упражнениями, а вкупе не веселился красотами натуры. И сколь многие приятные минуты и счастливые часы не препровождены были в течение весны сей, и за все их обязан я наиболее своим садам и книгам /621/. Т. 2 стлб. 620-621.

Впрочем, не успела весна вскрыться, как принялся я опять за милые и любезные сады свои и всякий день занимался в них множеством работ и дел вешних. Мы садили и пересаживали разные деревья, прививали прививки, сеяли разные цветочные и огородные семена, чистили и прибирали все, а особливо цветники, до которых я в особливости был охотник.
В самую сию весну завел я наиболее все разные роды вишен, которые и поныне сады мои наполняют. Некоторые из них получил я от Товарова из Прончищева, а другие и самые те алые мелколистные и плодородные, из которых ныне в садах моих растут целые лесочки, от незнанского попа Егора.
Также в самую сию весну насажена из лип та короткая прекрасная крытая дорога в ближнем моем саду, подле ворот на улицу, которая и поныне увеселяет меня своею густотою и великостью. В течение прошедших с того времени 34-х лет разрослась и выросла /750/ она превеликою. В сие время имел я уже и планы садам моим, но далеко не такие совершенные, как ныне. /751/ Т. 2 стлб. 750-751.

Препроводив с сими милыми и любезными нам гостями сей день очень весело, и проводив их от себя, принялся я на другой день за приятнейшее для меня упражнение, а именно за снимание яблок со всего моего нового, молодого и мною вновь насажденного большого сада.
В оном родилось в сей год плодов уже довольно, и как они все поспели, то хотелось мне все их скорее снять и не опустить до того, чтоб обиты были они также ветром и бурею. И какое удовольствие было для меня видеть их в кучах, яко награду уже за труды и старания мои. Я не мог наглядеться и налюбоваться оными, а особливо наилучшими из них породами, каких было-таки довольно.
Другое мое занятие было в предпринимании одного опыта. На некоторых тюльпанах моих родились и убережены были в сей год семяна в их капсюльках. Нашед в книгах, что можно их сими семенами размножать, и хотя медленно, но иметь при том ту выгоду, что произойдут многие новые и оригинальные роды, восхотелось мне предпринять с ними сей опыт и посеять оные на /764/ особой грядочке. Сие я в сие время и учинил, и не раскаивался впоследствии в сем предприятии.
Я дожидался, правда, их целых пять лет. Но зато имел удовольствие видеть не только превеликое множество у себя тюльпанов, но и действительно происшедшие от них многие новые и совсем оригинальные роды, из которых иные были очень хороши, и наградили меня с лихвой за долгое их ожидание и за все хлопоты, какие я имел с ними в сии годы, пересаживая их с места на место, и всякий год выкапывая и разбирая /765/. Т. 2 стлб. 764-765.

Что ж касается до места, то избрал я под оный [дом] самое лучшее и наивыгоднейшее во всей моей усадьбе.
Было оно на самом верхнем ребре той крутой, высокой и прекрасной горы, под которою внизу излучиною и прекрасным изгибом протекала река Скнига.
Сия, образуя течением своим в сем месте огромное полукружие, катила струи свои чрез многие каменистые броды, и производила тем всегда тихий и приятный шумок, а многими и гладкими своими плесами, помотами, также каменистыми осыпями своими, и покрытыми прекрасною /800/ зеленью берегами и по косине излучистой горы растущим лесочком, производила для глаз приятнейшее зрелище, которое делалось от того еще прелестнейшим, что внизу и вплоть подле реки за оною находилось собственное селение нашей деревни и крестьянские дворы, разбросанные в разных местах внизу и по холмам в приятном беспорядке, а за собою имели наши хлебные поля, простирающиеся от самой реки вдоль отлогою и час от часу возвышающеюся отлогостию и косиною.
Что касается до горы, то была она тогда хотя наибезобразнейшая, но довольно крутая и сажен на 20 или более вертикально возвышенная, и при всем безобразии своем довольно способная к обделке, так что я с малым трудом мог после всю ее обработать и наихудшее и безобразнейшее во всей усадьбе место преобразить совсем и превратить в наилучшее и красивейшее.
На сей-то натурально прекрасной горе и в самом почти средоточии помянутого, рекою образуемого полукружия, избрал я место для моего нового дома; и оно было так высоко и в таком прекрасном и выгодном положении, что из окон дома моего видима была великая обширность мест, украшенная полями, лесами, рощами и вдали многими селениями и несколькими церквами, и вид был столь прекрасный, что я и поныне еще не могу красотами оного довольно налюбоваться.
Несмотря на все сие, место сие было до того у предков моих совсем в пренебрежении. Они, имея как-то привычку и любя домами своими прятаться и строить их в таких местах, откуда бы им в окна, кроме двора своего, никуда было не видно, избрали и в здешнем селении под дом наихудшее и скучнейшее место; а сие занято было тогда огородом, овощником и скотскими дворами и челяднями.
Но я все оное сломал, и опроставши оное, воздвиг тут свои новые хоромишки; и как случилось самое место тут /801/ косогористо, то под весь нагорный фас подвел из камня своего довольно высокий фундамент, и чрез то придал дому своему из-под горы вид гораздо возвышеннейший, а все оставшее место перед ним на ребре горы обработал террасами и на верхнем довольно просторном расположил регулярный и красивый цветник и засадил его множеством разных цветов и цветущих кустарников.
Случившуюся же подле самых хором сбоку и на самой горе старинную небольшую сажелку обработал сколько можно было лучше, и бывший за оною старинный верхний сад соединил с нижним, бывшим издревле на косине горы, пред домом находящейся, и распространив сей последний, присоединил с ним и всю пустую часть горы сей и со временем обработав все сие место, превратил в сад аглинской и украсив оный со временем множеством вод и других садовых украшений, превратил в наилучшее из всей моей усадьбы.
Теперь не могу я довольно изобразить того, с каким удовольствием переходил я в сей новый дом, и с каким усердием старался я все в оном учредать и располагать для своего в нем пребывания /802/. Т. 2 стлб. 800-802

Наконец, с приближающимся окончанием поста, приближалось уже и окончание нашей зимы, бывшей в сей год очень дурною и непостоянною.
Уже начиналися мало-помалу тали от пригревания солнца и появлялися первые герольды и превозвестники весны, то есть вешние птицы.
И как для меня время сие наиприятнейшее во всем годе, и я чувствую всегда отменную при том приятность, то и в сей год не упустил я воспользоваться теми приятными и восхитительными для меня минутами, какие может доставлять нам то блаженное искусство любоваться красотами и приятностями натуры, которому научился я уже так давно и в бытность свою еще в Пруссии, и которому обязан я бесчисленными приятными минутами в жизни.
Итак, как скоро только можно было выходить в сад и на прекрасной горе моей посещать все обнажающиеся от снега холмики и бугорки, как спешил я уже на оные, приветствовал их всеми ласками, разговаривал мысленно и изустно с приближающеюся и наступающею уже весною, воображал себе все будущие ея разнообразные прелести и утешался ими мысленно и душевно так, как бы уже существующим уже действительно, и продолжал утешать себя сими невинными увеселениями почти ежедневно.
Когда же наступила у нас половодь, бывшая в сей год у нас в последний день месяца марта, то утешениям моим конца не было. Я по нескольку раз в день выбегал на ребро прекрасной горы своей любоваться милою и любезною своею Скнигою-рекою /845/.
Ни в которое время в году не бывает она так хороша и зрения достойна, как в сие половодное, а особливо когда случится быть половоди большой и дружной, и такой, какая была у нас в сей год.
Превеликое разлитие вод ея и получание вида реки большой и быстрой; сплывание разнообразных и где больших, где малых икр, или льдин ея; спирание оных на местах мелких и узких; страшный шум, делаемый продирающеюся сквозь оные водою; составляющиеся чрез то огромные заводи в пруды, и паки вдруг уничтожающиеся от прорвания ледяного оплота; быстрое несение сих икр вниз по прорвавшейся воде; бегание ребятишек по берегам вслед оных и произносящих радостные восклицания; ловление другими и старейшими людьми рыбы; радость и всеобщая суета прибрежных жителей, видимая с горы... представляли для глаз такие предметы, которыми довольно насмотреться и коими довольно налюбоваться, а особливо в красный и ясный день невозможно. В сие время одни брызги, производимые продирающеюся сквозь стеснившиеся икры водою, представляют уже преузорочное для глаз зрелище! /846/ Т. 2 стлб. 845-846

День случился тогда самый ясный и погода теплая и самая вешная. Снегу почти нигде было уже не видно и одни только вершины кой-где белелись. Напротив того натура хотя и не начинала еще облекаться в зеленую свою одежду и весна господствовала только в комнатах; однако, несмотря на то, все места представлялись уже очам в ином и приятнейшем виде.
Поля, имеющие сокрытую в недрах своих всю надежду земледельца, являли остаток прежней зелени своей и веселили сердце поселянина. Они, взирая на оные, радовались духом, видя, по своему наречию, «корешек довольно надежный».
Любитель садов имел и мог уже находить тысячи предметов, ему увеселение доставляющих. Сие я довольно испытал собственною своею опытностью.
Как еще ни грязно было в садах, но я не мог утерпеть, чтоб все их не обегать и не посетить все любимейшие места в них. Они едва освободились только тогда от зимнего своего белого покрывала и все, так сказать, напрерыв друг пред другом призывали меня к себе и требовали, чтоб я /847/ каждое из них посетил, и осмотрел все ли они целы, все ль здоровы и все ли благополучно перенесли всю минувшую суровость зимы жестокой.
Инде встречали собою зрение мое яблони и груши, и веселили уже некоторыми признаками будущего их в сей год изобилия цвета, а может быть и плодов самых. В другом месте должен я был пробираться к грядкам, имеющим в себе что-нибудь сокрытое. Я веселился, находя их в добром и надежном состоянии.
Одни только гвоздички, сии нежные и чужеземные произрастения, представились мне в несчастном и печальном виде. Хищные земляные зверки похитили у них все их листья и повредили так, что они от того погибнуть были должны.
Напротив того тюльпанные грядочки и места увеселяли собою и дух, и зрение мое. Сии ранние и прекрасные произрастения, несмотря на всю еще суровость тогдашнего воздуха и невзирая на то, что никакая еще травка не начинала оживать, стремились уже вон, равно как изъявляя свое мужество и презирание всей будущей еще стужи и морозов.
Все они вылезли уже тогда из земли, сокрывающей в недрах своих луковицы их и коренья, и свернувшись еще листочками своими, либо желтелись, либо краснелись.
Я не мог смотреть на них без удовольствия особливого и обойтись без того, чтоб их, по обыкновению своему, не приласкать и с новым появлением на свет не приветствовать.
В других местах призывали меня к себе розены и грецкие орехи. Старание садовника раскутало их от духоты и свободило от зимнего покрова и защиты. Казалось, что все они веселились, начиная дышать опять свободным воздухом на просторе.
Инде звала меня к себе скороспешная сиринга, для утешения зрения моего своими раздувающимися уже почками, а в другом месте прекрасные /848/ первенцы весны и цветущие уже ягодки очаровывали собою мое зрение и заставляли веселиться. Одним словом, все уже начинало власно как помышлять о будущем своем великолепии, и все производило любителю натуры садов и уединения приятное увеселение /849/. Т. 2 стлб. 847-849.

Между тем, как мы сим образом время свое в праздности и одних увеселениях и забавах препровождали, натура была не такова нерадива, но, действуя и работая каждую минуту, в немногие сии дни произвела великую во всем перемену.
Вся земля не только уже обсохла, но начинала уже и одеваться зеленью, во /850/ всех произрастениях начинал уже сильно действовать сок.
Многие из них готовились уже распуститься и одевать себя листом, и как сие время было высочайшее и наиудобнейшее для вешней садки в садах, то по увеличивающейся с каждым годом охоте моей к садам, горел я уже нетерпеливостью и вожделением, чтоб скорей прошли гулящие дни и можно было приняться за вешние работы и не упустить сего нужного, но весьма краткого периода времени тщетно.
И потому не успела пройтить и кончиться святая неделя, как и принялся я за мои сады и как за чищение, охоливание и прибирание всего в них, так и за посадку в них разных дерев и кустарников, и занимался тем не только ежедневно, но почти всякий час и с такою ревностью, что не желал уже, чтоб в сие время кто-нибудь ко мне приезжал и отрывал меня от работ сих, почему ни в которое время так мало ни бывал я рад оным, как в сие; а того досаднее были мне случающиеся иногда в такие времена необходимые отлучки от дома и разъезды по гостям.
В сих упражнениях и беспрерывных почти садовых работах препроводил я всю Фомину неделю и не отлучался почти никуда от дома, а отказывая напрямки всем подзывавшим меня к себе /851/. Т. 2 стлб. 850-851

В субботу или в последний день сей недели, между прочими делами, имел я удовольствие обновить в первый раз новопостроенную в саду у меня и самую ту осмиугольную беседку, которая и поныне еще, хотя уже на другом месте, существует.
Она поспела около сего времени совсем, и обновление маленького сего увеселительного храмика состояло в уединенном чтении в ней «Платоновой богословии», которая книга мне в особливости тогда полюбилась; вкупе с сим соединил я и увеселение себя тогдашними красотами натуры, которая час от часу становилась уже прелестнее.
Приятности весны умножались уже с каждым часом, все начинало уже тогда развертываться. Смородина была уже зеленехонька, в цветнике цвели уже самые ранние луковочные цветы, звезды; они цвели у меня еще в первый раз и я никогда их до того не видывал, и какая была для меня радость, когда я их нечаянно цветущие увидел.
Прекрасные маленькие голубые гиацинтики, цветки весьма любимые мною, готовы были также к расцветанию и вместе с прочими, также вылезающими из земли цветочными произрастениями, меня увеселяли; а погода случилась тогда такая хорошая и приятная, что я в сей день по нескольку раз посещал каждое место и не мог приятным вешним /852/ воздухом довольно надышаться и препроводил весь сей день на воздухе. /853/ Т. 2 стлб. 852-853.

Любезный приятель! С месяцем маем наступила у нас весна совершенная, и как мы были все около сего времени совершенно здоровы, то, пользуясь хорошею и приятною вешнею погодою и частыми свиданиями с друзьями своими и соседями, провели мы всю первую половину сего месяца очень весело.
Я почти во все время сие не выходил из сада и занимался тысячами разных дел, сколько таких, коих требовала самая необходимость, а не менее происходящих от разных затей и новых каких-нибудь выдумок и предприятий, относящихся до украшения садов моих.
Наиглавнейшим из сих было приготовление места под фонтан, который чрезвычайно хотелось мне по близости хором своих сделать. Но как назначал я место под него на берегу, подле самой находящейся пред домом на горе сажелки, то хотелось мне сделать к нему от дома спокойный и красивый вход и сделать бассейн его из дома видимым; но как для сего надобно было разрывать много глинистый высокий берег, то и занимались мы несколько дней сею работою, которая кроме сего доставила мне и другое удовольствие.
Мы нашли в сей глине великое множество разноцветных и особых камушков, которыми я так прельщался, что набрал их целую коллекцию и сделался в сем случае натуралистом.
Но ничто так много не доставило мне удовольствия, как один выкопанный тут круглый кремень, в котором по расколочении его нашли мы пророс, или столь прекрасную кристаллизацию, что незнающим можно было почесть камушки сии гранеными брильянтами, на какие они и действительно походили.
Мы все не могли довольно налюбоваться /859/ ясности, чистоте, регулярности натуральных граней и самой игре сих блестящих камушков и начудиться сей игре натуры.
И как наковыряли мы и из внутренней пустоты кроме сего несколъко десятков и из них некоторые были довольно крупны, а иные мелки, а из живущих на заводах у нас немцев случилось быть одному золотых дел мастером, то из любопытства и для достопамятности велел я из них сделать перстень, и оный был так хорош, что жена моя могла носить на себе оный, и мне очень было его жаль, когда чрез несколько лет после сего бездельники украли его у нас вместе с ларчиком.
Впрочем до фонтанов я был такой охотник, и нетерпеливость моя видеть скорее у себя какой-нибудь была так велика, что мне вздумалось даже из единой, так сказать, резвости, между тем, покуда помянутое место под порядочный фонтан готовили, смастерить себе маленький, миниатюрный и ничего мне не стоивший.
И как предприял я сие в такое время, когда боярыни мои ездили в гости и употребил к тому не более двух часов, то не можно изобразить сколь великий сюрприз сделал я им, моим хозяйкам и тетке жены моей, случившейся тогда быть вместе с ними.
Оне не могли довольно налюбоваться им и надивиться моей выдумке и тому, что я успел в такое короткое время смастерить сию игрушку, в особливости же утешалась им моя племянница, и мы нередко сиживали вместе с нею и любовались хотя тонким, но нарочито высоким и прекрасным биением оного.
Но не менее утешались им и все гости, бывшие у нас 9-го мая, как в день вешнего деревенского нашего праздника.
Сих против чаяния и ожидания моего съехалось со всех сторон и набралось такое множество, что я не мог поместить даже всех в моем зале, и принуждено было приготовить другой стол в побочной комнате, и как /860/ погода случилась тогда самая благоприятная, и они почти все у меня ночевали, то день и вечер и последующее даже утро препроводили мы отменно весело и занимались не только разными увеселительными играми, но и гуляньями в садах моих и качаньем на качелях в оном, и все разъехались от меня не инако, как с великим удовольствием /861/. Т. 2 стлб. 859-860.

В первых числах сентября, по случаю великаго урожая в сей год орехов, пришла мне мысль завесть у себя, за вершиною, на клину регулярный сад, составленный из одного орешника, на тот конец, чтоб тут можно было орехам до тех пор давать вызревать, покуда они сами начали бы вываливаться.
И как я во всех таких случаях бывал очень нетерпелив, то не успел сего вздумать, как захотелось мне затею cию и выполнить. Я тотчас начал, все сиe место измерив, разбивать, по тогдашней склонности и охоте к регулярным садам, на разные косые и прямые куртины и назначать, где быть аллейкам и дорожкам, коих назначил я превеликое множество. А по учении сего тотчас и велел все cиe место окапывать рвом, чрез что и получил тогда заовражный мой сад первое свое основание.
Но все мое тогдашнее предприятие было неудачно и вышло, наконец, из сего места совсем иное, нежели я тогда себе воображал.
Я хотя и засадил его в ту же осень сплошным почти орешником, употребив к тому несколько тысяч кустов, но как кустарник сей очень неприимчив, а я пожалел его весь по корень срезать, то он весь почти у меня на другой же год засох и не уцелело из них и ста кустов; почему место cиe было опять предано на многие годы запустению и заросло березами и всякою дрянью, покуда, наконец, многие годы спустя, принявшись опять за оное, мало-помалу основал я тут плодовитый сад, оставив некоторые части в натуральной дикости, в каком состоянии находится он и поныне; и из посаженных тогда oреховых кустов не осталось и нескольких десятков, а место их заступили яблони и вишни, полюбившие отменно cиe место. Т. 3 стлб. 66.

Как в числе купленных в Москве мною немецких книг были некоторые, относящиеся и до натуральной истории, которые мне нужны были для почерпания из них нужного при продолжаемом по временам сочинении моей «Детской философии», а между ими находилась и одна ботаническая книга, а именно Рейгерово oписание дикорастущих в окрестностях Данцига произрастений, расположенное по их разным родам, отродиям и видам; то особливого замечания было достойно, что при читании оной не только получил я общее и довольно достаточное понятие о сей части натуральной и доселe мне незнакомой еще части натуральной иcтopии, но получил даже и самую охоту к ботанике, и потому с неописанною нетерпеливостью дожидался сошествия снега и наступления весны, дабы мне, по руководству сей книги, тотчас начать спознакомливаться со всеми растущими у нас дикими травами и другими произрастениями, и чрез рассматривание состава их цветков узнавать их роды, отродия и имена, приданные им от ботаников.
В сих и подобных сему упражнениях и других экономических любопытных занятиях и не видал почти я, как прошел и весь наш великий пост; а начавшиеся тали и обнажение земли от снегa и последовавшая затем прекрасная всегда в нашем селении половодь, подали мне новые поводы к увеселениям и забавам душевным. Признаюсь, что мне всегда cиe время бывало в особливости любезно и приятно, и возобновляло в душе моей новые и наипрятнейшие чувствования. С отменным и превеликим удовольствием сматривал я всегда на яркую белизну в марте начинающих уже таять снегов; на отменную ясность солнца и свода небесного, на обнажающиеся кой-где первые бугорки земли; на /355/ первые капели с кровли и ручейки снежной воды и на все особые движения всех животных, и потом на самую половодь, меня всякий раз отменно увеселяющую; а книги, содержащие в себе описания красот натуры, которые обыкновенно я в сии времена читывал, делали мне в том великое вспомоществование и производили то, что все и такие предметы, на которые смотрят множайшие люди без всяких чувствий и удовольствия, производили собою в душе моей наисладчайшие и приятнейшие движения оной и доставляли мне тысячу минут приятных.
Наконец сошел у нас снег, прошла половодь, стала наступать уже весна и началось время, удобное и способное уже к копанию земли и первейшим садовым работам. Сего времени я уже давно с нетерпеливостью дожидался, ибо хотелось мне произвести в сию весну одно, давно уже затеянное и некоторым образом еще в 1772 году начатое, весьма большое и важное дело, а именно: до сего имел я у себя хотя два или паче три нарочитой величины, сада, но все они далеко не в состоянии были удовлетворить собою моей - охоты к садам; мне казалось, что все еще их было мало, и хотелось завести еще один, гораздо всех их обширнейший и уже не регулярный, а единственно плодовитый и назначенный быть всегда продажным и к доставлению мне собою знаменитого прибытка. Желание к сему уже давно во мне возродилось, но долго я сам с собою не соглашался, где назначить под него место, ибо в прежней усадьбе своей, по великой тесноте и ограниченности оной, не было нигде праздного и способного к тому места; а из полевой земли назначить к тому оное, как единое остающееся мне средство, мешало то, что ближние пашни не все были мои, но перемешаны чресполосно с соседскими, и оставалось только разве поразменяться с ними и выменить хотя несколько десятин к одному месту. /356/
Как cиe наконец мне и удалось, и я увидел целые три десятины, сряду и подле самой моей усадьбы за прудами лежащие, в моем собственном владении, то не долго думая и назначил я все их под новозатеваемый большой сад. И как все cиe великое пространство места вдруг обнесть какою-нибудь оградою был я не в состоянии, то положил на первый случай окопать все оное глубоким рвом и оградить земляным валом, что и начали мы производить в действо еще в 1772 году и в последующий за оным; и как работа сия была уже кончена, а между тем подготовлено было у меня уже нарочитое число прививочных и отводковых яблонок, то и дожидался я сей весны для первого посажения всех их уже в оный и к сделанию чрез то ему формального уже основания.
Итак, не успел сойтить снег и место cиe от него опростаться и сколько-нибудь обчахнуть, как и приступил я тотчас к назначению мест в нем под деревья и к посадке оных. И особливого замечания достойно, что случилось cиe в самую великую пятницу, бывшую в сей год 18 апреля, и я работою сею так занялся, что провел весь день с утра до вечера в оной не eвши и не пивши ничего и не чувствовавшего даже к тому и охоты. Совсем тем всех заготовленных и поспевших к пересадке яблонок далеко не достало на занятие ими всего пространства, а всего стало только с небольшим на половину оного; а поелику заведен он на пашенной полевой земле, то самое cиe и подало мне повод назвать его полевым садом, который впоследствии времени и был хотя подвержен многим несчастиям, но, существуя и поныне, приносит мне уже доход довольно изрядный.
Наставшую после сего Святую неделю провели мы по прежнему обыкновению довольно весело, в разных свиданиях с родными своими и соседями и в забавах, сему времени свойственных. А /357/ как между тем начала уже оживать и трава и показываться кой-где разные цветочки, то по намерению моему и не преминул я за первое в жизни моей ботанизирование, или при помощи книги моей рассматривать все оные уже ботаническими глазами и узнавать к какому классу, породе и отродию принадлежит то произрастение, и как которое из них собственно называется. И Боже мой! какое неописанное удовольствие я имел, когда первые опыты стали удаваться мне наивожделеннейшим образом, и когда, по ботаническим приметам узнав породу, узнавал вкупе и официальные, и ботанические названия оным, и сколько приятных и неоцененных минут они мне доставляли! Не успевал я узнать собственное латинское и немецкое название какой-нибудь рассматриваемой травки, как благим матом хватался я за Цынков Экономический и Гибнеров натуральный лексиконы и приискивал уже в них статьи под сими названиями, и как радовался, когда находя описания оным сходные с описанием Рейгера, находил вкупе и упоминания о том, какие которая из них имела свойства и силы, и которые из них принадлежали к врачебным и способны были помогать от каких болезней. И Боже мой! как много увеличивалось тогда чувствуемое мною удовольствие, когда узнавал я, что иная довольно нам известная и нами нимало не уважаемая травка достойна была иногда наивеличайшего нашего, по целебным ее силам, примечания и уважения. Я прыгал почти иногда при таких случаях от радости, и с узнаванием вновь какой-нибудь травы получал вновь, равно как никоего нового себе друга и знакомца, и удовольствие мое было неизреченно.
Вот в которое время стали начинаться все мои ботанические знания, доставившие мне впоследствии времени случай и возможность сделаться с сей стороны полезным своему отечеству и доставить бесчисленному множеству соотечественников моих не только /358/ нынешним, но и самым потомкам их существительную пользу, и заслужить чрез то несчетные благодарения от оных.
В таковых-то приятных и полезных занятиях, вместе с прочими весенними садовыми упражнениями, препроводил я все достальное время месяца апреля, а тем же самым продолжал я заниматься и в наступивший потом май месяц. /359/ Т. 3 стлб. 355-359.

И как г. Юницкий в деревню съездить мне дозволил, то в наставший после сего день раным-ранехонько и полетели мы в свою милую сторонушку. И покормив на Вашане лошадей, приехали в тот же день и довольно еще рано в свое любезное Дворяниново, так что мы успели еще обходить /846/ с ним все наши сады и налюбоваться прелестностями всех мест, окружающих наше мирное сельское обиталище. Пребывание наше в деревне в сей раз не продлилось хотя более 5 дней, но мы в оные не потеряли ни одного часа тщетно, но все часы и минуты заняты были кое-чем. Кроме утешения себя, при гуляньях по всем местам, приятностями и красотами натуры, доставлявшими нам несметное множество минут приятных, исправили мы кое-какие и дела многие, как-то: спустили нагорную нашу подле больших хором сажелку: обделали при чищении оной вокруг ея берега, а вынутою землею выровняли на ребре горы то место, где стоит теперь нагорная наша и ближняя беседка, которую тогда же мы тут построить предположили; вычистили и обрубили находящийся тут и доныне нас водою своею довольствующий колодезь; назначили место под храм уединения, построенный после подле проулка; ассигновали для построения его лес из Калитинской березовой молодой рощи: произвели в ближнем саду своем кое-какие новые превращения мест и сделания их красивейшими; опростали место для затеваемой постройки подле маленьких хоромец; призывали плотников и своего столяра Павла; говорили и советовали с ними о переправке хоромец и о пристройке к ним сзади от сада девичей, и положили все на мере; побывали вместе оба в нашем Шахове; осмотрели там и в других местах наши лесные угодья и надавали множество приказаний своему садовнику, показывая что ему впредь делать. /847/ Т. 4 стлб. 846-847.

Начало месяца июля ознаменовалось некоторою особливостью, случившеюся со мною. Понадобилось мне съездить на часок в село Ивановское, Бобриковской волости, для посмотрения строящейся там, вместо сгоревшей деревянной, каменной церкви и освидетельствования делаемого кирпичниками кирпича на cиe строение. Итак, севши пoутру на другой день сего месяца в карету, полетел я туда на переменных лошадях. Я располагался было заняться дорогою чтением взятой с собою книжки, а вышло не то, а совсем нечто нечаянное и необыкновенное. Не успел я въехать в Балахонский мною регулированный лес, как красота оного, или паче, красота всей натуры обратила на себя мои взоры и возбудила в душе моей опять те удовольствия, какие недавно я имел, находясь дома в своей деревне при случае хождения моего по садам и утешения себя красотами натуры в оных, а особливо прекрасной березы, стоящей на ребре горы пред самым моим домом и достопамятной тем, что посажена она тут покойною матерью моею, в самый тот год, в который я родился, и в самое почти /849/ то время. И что же? Возбудившаяся мысль о сей березе, недумано-негадано возродила во мне желание воспеть красоту сей березы стихами и испытать соплести в уме своем несколько строф в похвалу оной. Дело cиe было для меня совсем необыкновенное, превосходящее почти мои силы. Не будучи рожден стихотворцем, хотя и любил я поэзию и с удовольствием хорошие стихотворения читывал, но сам во все 52 летнее продолжение моей жизни никогда почти в сем ремесле не упражнялся. Некоторые маленькие опыты сплетения стихов, предприниманные мною в молодые мои лета и чувствуемое всегда великое затруднение в приискивании рифм, доказывали мне природную мою к тому неспособность, и меня оттого всегда отстращивали. Но в сей раз возродись как-то вдруг во мне охота к сочинению стишков в похвалу моей березы, и дабы избежать затруднения в приискивании рифм, вздумалось мне соплетать стихи мои без них, а так называемые белые. Для избежания же погрешностей в стопосложении и для вспоможения себе при сем новом деле избрать голос какой-нибудь из знакомых мне песней и составлять стихи свои на оный, — из сих попадись мне на ум тот голос, на который поется известный духовный кант, начинающийся словами: «Хвалу Всевышнему Владыке потчися дух мой воспевать», и который голос как-то мне отменно нравился, и я его еще несколько повыправил и сделал его более музыкальным. Итак избрав сей голос, ну я, сидючи в карете, тананакать и мысленно прибирать слова к составлению ямбических стихов, какими помянутый кант покойным нашим Ломоносовым из псалма составлен. И как дело мое, против всякого чаяния, пошло как-то очень скоро на лад, и мне в немногие минуты удалось сплести целых три куплета, то cиe поострило меня идтить далее. Итак, ну-ка я тананакать, петь и прибирать в уме своем /850/ слова далее и далее, я имел в том такой неожиданный успех, что во время сей езды моей туда и обратно успел сочинить целую и нарочито длинную песню, и занимаясь тем, не только пути сего не чувствовал, но весь оный провел с особливым и неожиданным удовольствием душевным. Упомянуть о сем нечаянном и повидимому ничего не значущем и маловажном происшествии почел за нужное я для того, что оное возбудило во мне охоту упражняться и далее в сем ремесле и в последующие времена подало повод к сочинению многих отчасти таких же натурологических песней, какова была сия, а отчасти нравственных, и даже самых духовных песнопений, которые, по простоте и нехитросплетенности своей, и не имели хотя отпечатков совершенного и доброго стихотворства, но доставляли мне как при составлении оных, так и после, и доставляют даже и ныне мне тысячи минут восхитительных и приятных, и, будучи в состоянии возбуждать в душе благородные, добрые, приятные я небесполезные чувствования, были существительно не только мне, но и многим другим полезны, и с ceй стороны достойны некоторого уважения.
И как помянутая песнь, посвященная любимой моей березе, была первейшим к тому поводом и составляет равно как памятник началу моего стихотворства, то не за излишнее почел я, несмотря на все ея несовершенство, поместить ее здесь от слова до слова. Она была следующая:

Се! вижу я тебя, драгая!
Прекрасная береза здесь;
И паки вновь тобой любуюсь,
Красавица из всех берез*).

*) Приведя для образца первое четворостишие, мы опускаем длинный ряд остальных, не имеющих никакого значения.. Впрочем, два-три более курьезные по своему содержанию стихотворения будут, в своем месте, целиком напечатаны ниже. Изд. /851/

Прекрасная береза cия существует еще и в самое cие время, когда я cиe пишу, и продолжает ежедневно увеселять меня собою, не только летом, но и в самое зимнее время, а особливо когда великолепствует она, будучи покрыта инеями. Тонкие, длинные и гирляндами вниз висящие и от малейшего ветерка в движение приходящие ветви служат мне всегдашним вантометром или показателями, с которой стороны дует ветер. /852/ Т. 4 стлб. 849-852.

Киясовка

Между тем не позабыл я и садов тамошних, и не успела вскрыться весна, как принялся я за них и за возможнейшее поправление их и приведение в лучший порядок и состояние, а вместе с ними потрудился и над образованием вновь основанного подле управительского дома садика. И как в оном многого еще не было посажено, то имел и с ним много хлопот и трудов, а не менее и над образованием цветников своих пред окнами дома, для усаждения которых зимовыми /512/ цветами, за недостатком оных тут, велел привезти из своей деревни все роды цветов, каких тут до того не было. Сии цветники удалось мне смастерить довольно порядочными, и как я до цветов был во всю жизнь мою охотником, а тогда даже превеликим, то и напичкал я их множеством всякого рода цветов, и ими с особливым удовольствием занимался.
А дабы и на собственные свои сады взглянуть хотя вскользь, то по исправлении тут первых вешних дел, урвался на самое короткое время и в свою деревню и там, что нужно было, распорядил, и сколько мог успеть все нужное сделал.
По возвращении из дома принялся я опять за казенные хлебопашенные поля, и за посев двух полей яровыми хлебами; и как они не все еще окопаны были рвами, то спешил я и cиe дело кончить; также заблаговременно помышлять о приумножении всякого рода средств, способных к удобрению оных.
Между тем, не позабыл я и о своем ботанизировании, но с самого наступления весны отыскивал везде в садах, полях, лесах, лугах и в самых усадьбах вcе новые и мне еще незнакомые травы, и при помощи своей ботанической книги с ними познакомливался; и как я в том с особливым усердием трудился и занимался тем во все течение лета, то могу сказать, что сей год был для меня прямо ботаническим, и я познакомился в оный почти со всеми в наших местах самородно растущими врачебными травами. Все те же, которые мне были уже знакомы, с самого начала весны заготовлял уже гораздо в множайшем количестве, дабы при продолжающемся ежедневном раздавании оных и лечении многих людей не было в них недостатка.
В сих разных занятиях и беспрерывных упражнениях и не видал я, как прошли оба первые весенние месяцы и наступил приятнейший май месяц /513/ Т. 3. стлб. 512-513.

Итак, написав к Нартову короткий ответ и послав в общество достальную часть примечаний моих «О хмелеводстве» с прекрасными чертежами, обратился я к прежним своим любимейшим и более меня увеселяющим упражнениям; и как в них, так и в делах по должности провел нечувствительно и весь июль месяц. Нередкие свидания с соседями, обращающимися со мною отчасу дружелюбнее, разные домашние забавы и катание в большой своей лодке по пруду, и стреляние с ней из маленьких пушечек, гулянье по садам и рощам придавали времени сему много приятности. В особливости ж утешала меня в конце сего месяца по вечерам особенная забава, а именно: принесли ко мне однажды из леса несколько тех, наподобие гнилушек светящихся козявок, которые находимы бывают около Иванова дня в лесах на траве и на листьях кустов разных. Мне не /525/ случалось до того никогда еще видать сих нарочито крупных и на мокрицы похожих животных, и я, смотря на светящиеся их спинки, не мог довольно налюбоваться, и они мне так полюбились, что я тотчас затеял произвесть сущую увеселительную резвость; а именно услышав, что их в лесу много, отправил я в лес множество людей и ребятишек, и велел им набрать их колико можно более и принесть к себе живыми. Мне и принесли их целую почти шляпу. Но что ж я с ними сделал?... Ну я ими укладывать все стриженые дернинки, которыми укладены были все фигуры и косицы в цветнике моем; и как животные сии в cиe время бывают почти недвижимы, а потому и остались они на тех местах, где полагались, то какое же преузорочное зрелище придал я чрез то цветнику моему! Как скоро наставали сумерки, то весь он и начинал блестеть тысячами огней синеватых, светящихся как бриллианты, и мы все, выходя на крыльцо или сидя под окнами, не могли никогда тем довольно налюбоваться и неведомо как жалели о том, что забава сия продлилась не долго и немногие только дни. Ибо натура опять скоро их сияния сего лишала, и они по прежнему становились скаредными и отвратительный вид имеющими. Вот какими, и прямо ребяческими почти игрушками мы, иногда занимаясь, себя забавляли. /526/ Т. 3 стлб. 525-526.

Устаревшие и диалектные слова и выражения

Верея – столб, на который навешивают ворота.
Десятина – мера земельной площади, равная 2400 кв. саженей, то есть примерно 1, 12 га.
Закут – теплый хлев для мелкой скотин.
Икра – плавучая льдина.
Килка – детская игра с деревянным обрубком, который гоняют палками. Само слово «килка» - вероятно уменьшит. от «кила», выступ на теле, опухоль, грыжа, по внешнему сходству деревяшки, которой играют, с наростом на теле.
Клеть – холодная половина избы или отдельная изба без печки, используемая для проживания летом или в качестве кладовой.
Омшеник – чулан.
Половня – сарай для мякины и мелкого корма, сена, соломы.
Присенок – сенцы, пристроенные к дому сени.
Приспешня – кухня.
Пунька – сеновал.
Распуколка – почка или бутон.
Сажелка – пруд для разведения рыбы
Сажень – мера длины, равная 216 см.
Челядня – помещение для челяди, то есть дворовых людей.



Подготовка текста, вступительная статья и комментарии А.Ю. Веселовой по изданию: Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. 1738-1793. Т. 1-4. Ред. М.И. Семевский. СПб., 1870-1873

 

 
© Б.М. Соколов - концепция; авторы - тексты и фото, 2008-2024. Все права защищены.
При использовании материалов активная ссылка на www.gardenhistory.ru обязательна.