www.gardenhistory.ru : Проекты :"Любовное борение во сне Полифила" (*) :

Путешествие на остров Киферу. 8. Описание зеркального пола и внутреннего устройства амфитеатра

Затем мы вышли из проема сводчатого святилища и вступили на ровную арену театра, где охватило нас чрезвычайное изумление: вначале подумал я, что вижу великое чудо, ибо все покрытие арены, окруженной рядами сидений, казалось состоящим из единого, цельного камня обсидиана, совершенно черного и прочности несокрушимой, столь гладкого и полированного, что при первом же шаге я отвел назад правую ногу, страшась, что близок к падению в бездну и к гибели посреди всей моей любви и счастья. Но прочность его вскоре вернула мой испуганный и потрясенный дух к прежним чувствам, ибо ударилась о него обманувшаяся нога. В сияющем этом камне можно видеть было прозрачную глубину небес, дивно отраженную словно бы тихом и безмятежном море, и все, что вокруг и над ним, отраженное лучше, чем в самом блестящем зеркале.

В середине этой арены, в самом центре ее, был священный и чудесный источник божественной Матери и повелительницы самого Амора, созданный с высшим искусством. Но прежде, чем я расскажу о святом источнике, опишу я сначала неслыханное устройство и великолепнейшую внутренность театра. Без сомнения, его композиция и чудесная точность работы превосходила все мое воображение; и был он, как уже говорил я, создан в форме театра.

От сияющего камня арены начинались ступени, не массивные и цельные, а пустые и полые, четыре одна за другой, восходящие наподобие лестницы. Сидения возвышавшихся друг над другом скамей были шести пядей высоты, а ширина их, или шаг ступени, был равен двум стопам с половиною. Всюду в этом круге стояли вместилища с различными цветами, высота коих не превосходила половины высоты следующего вместилища. Четвертая, верхняя ступень имела поперечный проход, пересекающийся с тем, что вел к ней, пяти шагов ширины, идущий по кругу и укрытый маленькой перголой, высотою в шаг с половиной. За округлым сводом этой перголы следовал еще один уровень с тем же числом ступеней. Первая, нижняя из них образовывала узкий путь или окружность, опоясывавшую внутреннюю арену, так что резной верх перголы не закрывал вид этой первой ступени. Симметрия была видна и в следующих ступенях, и четвертая была подобна второй, а третья первой, обладая одинаковыми проходами, перголами и размерами.

Панели стен, или опоры, окружавшие сии перголы, были из черного камня, отполированного словно зеркало. Первая из стен, у нижней перголы, сделана была из спартополии; вторая из иерацита; третья, верхняя, из цетионида, и камень этот столь ярко сиял за перголой, что она казалась не замкнутой, а открытой в спокойные небеса, отражавшиеся в нем.

Этот же камень продолжался вверх, за перголой, так же как и очертания свода в его толще. Помимо черных панелей, выше первой ступени, стена была сделана из того же материала, что и вместилища для растений. Все было создано с мастерским тщанием и великим знанием искусства, которое наглядно показывало умение и глубокое понимание, божественную изобретательность и чудесное исполнение. Все части был достойны размышления над ними, ибо каждая была совершенно ясна и вполне обозрима в ее границах, не смешиваясь и не пересекаясь с остальными частями. С самого верха и до низа все можно было отчетливо рассмотреть вдоль линии, проведенной по краям ступеней.

Окружающая стена, к которой примыкала верхняя пергола, возвышалась ровно настолько, чтобы зрители на арене могли видеть ее над арками этой перголы. В стене была мудро устроена полость, или канал, который, как мне показалось, имел глубину в шаг с половиною и такую же высоту. Сия верхняя стена, расположенная над уровнем проемов, была светлой и широкой.

Внутреннее кольцо здания, а именно полые его ступени, сделаны были из лучших пород яшмы: тяжелой, однородной, восточного или, быть может, кипрского происхождения, разной по цвету и со множеством вьющихся жилок. Края цветочных вместилищ и постаменты были по всей длине красиво отделаны чистым золотом, лепные и профильные части, а равно и прямые швы, разделявшие панели, с мастерством, превосходящим человеческое разумение; сделано было все с крайней тщательностью и умением. Роскошь золотых ваз Басса и Антония исчезла бы пред ними, а равно и слава Нерона, позолотившего театр Помпея, и Горгия Леонтина с его статуей. Столь великолепного золота никогда не добывали даже в Скифии муравьи и грифоны.

Верхняя полость, или вместилище, образовывало канал, доверху наполненный землей. Там попарно росли кипарисы, близко друг к другу, но не соприкасаясь, и между парами было по три шага. Были все они одной и той же формы, а верхние части и вершины наклонялись друг к другу и переплетались в общем порядке, создавая поразительное единство, и казались одним деревом. Вершины каждого дерева соединялась с вершиной четвертого дерева от него. Между ними были два дерева, так что правое из них соединялось с четвертым деревом справа, а левое с четвертым деревом слева. Соединялись они попеременно, то поверху, то понизу, и создавали впечатление, описанию не подвластное. Под каждой парой согнутых или наклонных кипарисов находились густые самшиты, стриженые в виде разных шаров, бывших тем меньше, чем выше они располагались, и столь хорошо сформированных, словно бы ножницами выстриженных, что ни единый листок не портил их поверхность.

Между смежными склоненными кипарисами возвышались прямые стволы можжевельника, листва которых была выстрижена в форме правильной сферы и заполняла треугольное пространство между кипарисовыми арками. Остающаяся часть канала заполнена была всевозможными изысканными ароматическими травами с обильными, благоухающими цветами, как то можно видеть в верхней части рисунка театра. Первая, нижняя пергола покрыта была цветущим миртом; состояла она из золотых прутов, образующих кольцевой навес и завершенных круглым сводом поверх аркад из золотых колонок. Базы их, в свою очередь, покоились на внутреннем крае четвертого канала, высеченного по кругу с чрезвычайным мастерством. Пол вокруг сей перголы не только ошеломлял разум, но и ставил в тупик чувства, ибо весь круг вымощен был мастикою из ароматного ладана, мудро сгущенного вместе с амброй, мускусом, стираксом и бензоем в темноцветный состав. И в благоухающую эту смесь изящно вставлены были белоснежнейшие жемчужины наподобие мозаики, кои изображали в изгибе фриза листву в древней манере с ветвями и плодами оливы, корзинами плодов и стручками, среди которых были цветы, в чашечках же их стояли маленькие звери и птицы: божественная и несравненная работа, мощение, достойное божественных ног, какого и Зенодор вовеки бы не создал.

Покрытие на втором уровне образовано было перголой из обильно цветущих роз, и повторяло первое в своем устройстве. Ровный пол его сделан был их пасты коралла, сохранявшего свой красный цвет и в измельченном виде, и блистал на нем чудесный рисунок из древних листьев, прекрасно выложенный из маленьких изумрудов, и с цветами из сапфиров, исполненными совершенства. Третий проход был схожим образом укрыт перголой из мирта с мелкими цветками и восхитительно вымощен плотным драгоценным составом из растертой ляпис-лазури, синий цвет которой казался почти зеленым, и в нее вмешаны и вставлены были кусочки и обломки всех драгоценных камней, какие способна произвести плодовитая природа, а также и блестки золота. Прекрасное это мощение было совершенно ровным, гладким и блестящим. Подумай, какое невероятное наслаждение, что за радость и утешение, что за прельщение для человеческих чувств представляли эти услады, кои могли поразить и души блаженных!

Спереди эти перголы поддерживали золотые колонки с малыми арками, прекрасно устроенные внутри наподобие окружного перистиля. Треугольное пространство между двумя арками было расцвечено словно радужная оболочка глаза, заполнено яркими халцедонами, агатами, яшмами и иными ценными камнями, собранными в панели без всяких украшений. Внутренность перголы не была арочной, но примыкала к стене по прямой линии, где покоилась на окружном карнизе с зоофором и малым архитравом, чудесно и точно изваянными, а консоль, что под ним, соединялась с капителью колонки.

Множество радостных, непрестанно танцующих нимф находилось внизу; они держались в средней аркаде, собираясь в изящные группы, и все одновременно оказали почести источнику. После выражения благоговения все они перешли в следующую аркаду и оставались там такое же время. Два хора по краям обратились к центральному хору с умеренными прыжками и изящным вращением, оставаясь при этом в средней аркаде. Вторил им чудесный звук четырех золотых цевниц и четырех сладчайших гобоев: эпифона, антифона, меццофона и камефона, из красного, желтого и белого сандала и из черного эбена, украшенных множеством узоров из золота и драгоценных камней. В нежнейшем едином звучании и с быстрым ритмом играли они изысканный, чудеснейший концерт с приятными каденциями и взаимными переходами, а тем временем хор пел радостно, но не нарушая порядка, выказывая удивительное разнообразие голосов и неслыханную точность ритма, тона и гармонии. Все это в высшей степени радовало дух мой и восхитило его своею сладостью. Нимфы в центре ходили нагими, показывая свои белые тела, другие же облекали свои божественные тонкие члены великолепными одеждами, надев скрывающие их рубашки поверх туник, и совершали радостные, непорочные движения с девичьей живостью; и еще столько же нимф казалось, присутствовало здесь, отраженное чернейшей поверхностью камня.

Прямо напротив портала, где вошли мы, была лестница о семи ступенях, сделанная из того же материала, что и вместилища, по которой можно было подняться к первой из пергол; и в конце лестницы, под перголой, в стене был устроен узкий проход. Пройдя им, можно было затем блуждать по внутренним лестницам и коридорам, пробираться в своды и аттики, и попасть во всякую часть здания. И были подобные же малые проходы под остальными перголами, на том же месте, что и первый, с искусно гравированными золотыми дверями. Первый, или нижний уровень ступеней продолжался круговым обходом, который был разделен на две части входным порталом и упомянутой лестницей. Первая ступень, или нижнее вместилище, расположенное над ареной, и между лестницей и порталом, было заполнено землей, из которой, вечно расцветая, росли лиловые и аметистовые фиалки; так же и по другой стороне. Вместилища второго уровня изобиловали белыми фиалками; в третьем уровне были они золотые, или желтые; а в четвертом цвели нарциссы, цветы коих были обильнее, чем листья, и подобных которым не встречалось и в горах Ликии.

За первой перголой, в пером протяженном круговом вместилище, рос цикламен, цветом подобный плющу, с пунцовой изнанкою листьев и изобильными и душистыми, вниз обращенными лиловыми цветами. На второй ступени цвели синие гладиолусы, а третья была заполнена пурпурными цветами и жесткими листьями кервеля, верхняя же ступень изобиловала донником.

На третьем уровне, выше второй перголы, на первой ступени росли прекрасные серо-голубые цветы травы тора, на второй были красные анемоны, а на третьей благовонная лапчатка, и с пятилепестковыми, и с многолепестковыми цветками. Верхняя ступень разделена была на десять равных частей, и каждая засажена уместным подбором разных чудесных цветов: в первом была примула; во втором ноготки; в третьем амарант; в четвертом красновато-белые фиалки; в пятом лиловая тимелея; в шестом опула, или белый лук; в седьмом желто-белые фиалки; в восьмом дикие лилии с их обращенными белыми колокольчиками, которые висели ароматными гроздями; в девятом множество видов лилий: уранийская, белая гирейская, гиацинтовая, желтая и красная; и на последней ступени рос водосбор с его лазурными, белыми и красновато-коричневыми цветами. Это восхитительное и редкое собрание великолепных цветов ни в малой мере не подчинялось смене погоды или времени года; вовсе не так, как это было в Мемфисе. Были они вечно росистыми и свежими, обитая в подобном весне климате и никогда на опадая.

Размышляя над великолепием места, его изумительной красотой, над его изящным устройством и порядком, над счастливой гармонией его многообразных цветов, словно только что обрызганных утренней росой, поражен я был описанными мною чудесами и пребывал в полном онемении; и все же мои внутренние и внешние чувства охвачены были несказанным восторгом и поглощены наслаждением. Здесь была, кроме всего, и чрезвычайная любовь, которая все время пылала в моем раненом сердце, и близость несравненной красоты моей Полии, доставлявшая мне постоянное счастье, так что я уже и не знал, каково состояние, в коем я пребываю. Когда наконец были мы введены в эту счастливую область и благословенное место, две нимфы, что нас связали, немедленно освободили нас от жестких гирлянд, а Психея благоговейно оказала почести своему возлюбленному мужу, с улыбкой возвратив ему золотую его стрелу, а затем привела нас к святому и священному источнику киферейскому.