Сад: символы, метафоры, аллегории. Сборник статей / Ответственный редактор Е.Д. Федотова

Сад: символы, метафоры, аллегории. Сборник статей / Ответственный редактор Е.Д. Федотова. М.: Памятники исторической мысли, 2010.
488 с., ил., переплет, 60х90/16, тираж 300 экз.
ISBN 978-5-88451-277-1

Сборник представляет собой первый, но очень удачный опыт издания в НИИ теории и истории изобразительного искусства Российской академии художеств книги, посвященной садам. На ранних этапах разумная деятельность человека осознается как пойэсис, как делание в значении создания чего-то нового, не природного, в природе до этого не встречавшегося, целиком принадлежащего искусству и замыслу людей. Будет ли такое представление наивным мифологическим понятием о деянии, лежащем в основе космогонии, или его место займет способность богов к завершению и усовершенствованию естественной природы (как в мифе об Атлантиде у Платона) не столь существенно. Действие, направленное на внесение гармонии в хаос, в обоих случаях противостоит неоформленной и неупорядоченной реальности. Если в описании идеального сада у Леонардо возникает образ естественного и органичного мира, полного меняющейся и разнообразной в своих проявлениях жизни, то здесь царство искусственной правильности вытесняет хаотичную неправильность видимого мира. Там, где дикая природа слишком отклоняется от идеальной правильности, на помощь приходит сила искусства. «Порядок» и «строй» привносятся в реальную природу искусственно. Когда уходило мифологическое олицетворение природных стихий, его место занимало гипертрофированное чувство всесилия человека (тоже в значительной степени мифологизированное). Только после этого возникало чувство самоценности окружающего пространства, не подчиненного человеку. Утопические проекты античности этого отношения к непокоренному природному пространству не знали. Их пафос состоял в пересоздании окружения и подчинении его воле и замыслам человека.

Сборник открывается статьей Н.А. Померанцевой, посвященной символике садов в Древнем Египте, начиная с общей ассоциации садов с раем – с тем особым возделанным местом, которое у египтян называлось «полями блаженств», и завершая другими мифологемами. При храмах на прилегающих участках в эпоху Среднего и Нового царств стали разбивать сады их следы можно видеть перед храмом фараонов Монтухотепов в Дейр эль-Бахри (Среднее царство) и храме царицы Хатшепсут (Новое царство). Правильные ряды деревьев ритмически перекликались с колоннадами храмовых портиков. Д.А. Карелин и И.Б. Куликова посвятили свою статью реконструкции облика известнейших древнеегипетских садов, археологические данные о которых довольно скудны, и основная доказательная база строится на анализе текстовых и изобразительных источников. В древнеегипетских храмах сохранились изображения, которые позволяют судить не только о внешнем виде и планировке храмовых садов или о проводимых в них ритуалах, но и о попытках разведения на египетской почве иноземных растений и даже о способах их доставки и культивации (рельефы из заупокойного храма царицы Хатшепсут в Дейр эль-Бахри и так называемый Ботанический сад Тутмеса III в Карнаке.
Т.Х. Стародуб разводит в своей статье понятие мусульманский сад, воспринимаемый как воплощение идей, инспирированных Кораном, и исламский сад, который служит обобщающим определением садово-паркового искусства как части исламской культуры в целом. Статья богато документирована сообщениями средневековых историков, географов и путешественников. В Коране сад, чаще всего обозначаемый термином джанна, за исключением тех редких случаев, когда он подразумевает обычные плантации плодовых деревьев, является синонимом рая – аль-фирдаус или прекрасной обителью, вечным пребыванием в которой награждаются истинно верующие по завершении земной жизни.
Н.А. Виноградова посвятила статью китайским садам. Во время господства Западной Чжоу охотничье хозяйства стали превращаться в парки. В них впервые были выстроены дворцы и проложены дороги, предназначавшиеся для отдыха и прогулок правителя. Период Хань – время рождения многих легенд и культов, оказавших влияние на развитие садового искусства. Ещё в первом тысячелетии до н.э. в Китае сложилась универсальная система символов, в сунский период появилась «Книга о камнях», где рассказывалось о принципах их расположения в парках, художественном взаимодействии с природой и архитектурными сооружениями. Уподобленные живописи сады, воспроизводили знаменитые своими пейзажами места Китая. Влияние китайских садов немного раньше, чем в Европу, проникло в средневековую Японию, здесь значение приобрели небольшие сады-картины рассчитанные не на прогулки, а на обозрение с открытой веранды дома. Зачастую это были миниатюрные сады песка и камней. Песок уподоблялся морям и рекам, небольшие, разбросанные по участку камки – горам и ущельям.

В.Н. Тяжелов строит свою статью о средневековом саде на свидетельствах монастырских хроник и произведениях художественной литературы, а так же исторических документах. Археологические раскопки и аэрофотосъемка могут дать представление о планировке средневекового сада, но и они не всегда надежны. Остаются письменные свидетельства (монастырские хроники и произведения художественной литературы; исторические документы) и изображения, возникающие на рубеже XIV и XV столетий. М.Н. Соколов исследует незримо-преобразовательную роль сада, которая указывает на начальный, еще не тронутый Грехопадением Эдем и финальное Царство Божие. Автор приходит к выводу, сад, который можно с полным правом назвать ортодоксально-церковным, выступали как зримое чаяние того высшего совершенства, полноценным вместилищем которого мог стать не какой-то бренный клочок земли, а лишь человеческая душа, превратившаяся во «внутренний рай». А.Г. Степина исследует сад монастыря ордена картезианцев (Ла Картуха) расположенный в Гранаде, как сад, где перемешались европейские и мавританские традиции, а в XVIII веке в нем были возведены новые постройки, являющие яркий пример своеобразия испанского барокко, но если архитектура Ла Картухи много раз привлекала внимание специалистов, то его сады менее известны, да и в основном закрыты для публики, но именно они являются интереснейшим феноменом, сквозь призму которого, раскрывается своеобразие религиозной и эстетической программы ордена картезианцев.

С.И. Козлова дала обширную вводную часть, посвященную античным садам и общую характеристику ренессансного сада. Ренессансный сад Италии логично геометрически планировался, его поверхность расчленялась линиями и фигурами наподобие архитектурной конструкции, растительность приобретает стереометрические формы, малые архитектурные формы, расположенные в саду, связывают его с архитектурой палаццо или виллы. Е.С. Кочеткова посвятила статью искусству и природе на Вилле Медичи в Пратолино, которую проектировал архитектор Бернардо Буонталенти. В статье реконструирован первоначальный облик виллы и сада, который позже превратился в охотничий парк в английском вкусе, так что от медичийского комплекса почти ничего не осталось. Е.К. Карпенко посвятила свою статью гроту, воссоздающему во французском искусстве XVI века образ римских нимфеев. XVI век – эпоха, когда во Франции возводятся и перестраиваются дворцы и замки, которые возводятся как в столице (Лувр), так в загородных имениях королевской семьи и придворной знати, при этом главную роль здесь играет королевский двор с его вкусом к новому (итальянскому) стилю.

Ю.В. Иванова исследует «Секретный сад» палаццо Боргезе, построенный Иоганном Паулем Шором, который считается одним из чудес Вечного города. Его история начинается в 1672 году, когда князь Дж.Б. Боргезе получил у папы Климента X специальное разрешение на отведение из акведуков Рима большого количества воды, а его супруга – Элеонора Буонкомпаньи запланировала устроить во втором дворе палаццо «секретный сад» или нимфей.

А.А. Комолова посвящает свою статью хронологической систематизации, представленных в различных исследованиях сведений о кремлевских садах, а также попытка дать наиболее полное и по возможности целостное представление об этих садах, которые изучены гораздо в меньшей степени, чем дворцовые регулярные парки Санкт- Петербурга и городские и сельские усадебные парковые ансамбли Москвы. О.В. Панкрашова реконструирует усадьбу в деревне Дворяниново, принадлежащую А.Т. Болотову. В 1988 году на месте родового имения в деревне Дворяниново (ныне Заокский район Тульской области), был основан музей-усадьба А.Т. Болотова, но сама усадьба представляла собой густую непроходимую чащу. Л.М. Бедретдинова исследует рокайльный ансамбль в Ораниенбауме, выстроенный по заказу Екатерины II итальянским архитектором Антонио Ринальди, который является уникальным примером загородной резиденции в стиле рококо.
Е.Д. Федотова дает более широкий культурологический срез проблемы, включая анализ садового быта Италии эпохи Просвещения по произведениям Карло Гольдони. Тема пребывания на вилле в летне-осенний сезон, то есть тема вилледжатуры, получила освещение в комедиях Карло Гольдони. Он посвятил ей около двенадцати пьес. Е.Б. Шарнова рассматривает образ сада в творчестве Юбера Роббера, за которым, начиная с XVIII столетия, закрепилось прозвище «художника руин». Автор анализирует творчество художника, назначенного Людовиком XV на должность «рисовальщика королевских садов».

В.А. Крючкова рассматривает сад в творчестве импрессионистов в контексте позднего творчества Клода Моне. Мотив сада входит в тематический репертуар этого художественного направления уже на стадии его формирования, то есть с середины 1860-х годов. О.С. Давыдова рассматривает образы садов и парков в творчестве художников конца XVIII–начала XIX века, когда в пейзажную живопись именно из области садово-паркового искусства хлынула проторомантическая волна, а написанный по академическим канонам художественный вид ассоциировался с фрагментами пуссеновской или лорреновской Аркадии. В.Н. Федотова посвятила свою статью графической серии, изображающей деревья, цветы и птиц, созданной Николаем Райновым в 20–30-е годы ХХ века. Исследование контекста литературного наследия художника, определяющего его духовные устремления, позволили выявить взаимосвязи, объединяющие для нас эти произведения единой художественной мыслью под общим символом «Сады».

Л.И. Тананаева исследует творчество Юзефа Мехоффера, не слишком хорошо знакомое в нашей стране. Одной из главных и очень личных черт мировосприятия Мехоффера, нашедшей прямое отражение в творчестве, была увлеченность идеей сада, в котором проявляется присущая ему страстная привязанность к природному началу и своеобразная сакрализация его естественной красоты. А.В. Петухов посвятил свою статью вилле Ноай, с ее американизированным духом «пароходного комфорта», где даже на «командной высоте» холма ощущаешь себя как на «капитанском мостике». Т.П. Каптерева исследует сады Антонио (Антони) Гауди-и-Корнет, яркого представителя каталонского модерна, личность которого уникальна не только для Испании, но и для всего европейского искусства рубежа XIX–XX столетий.

О.А. Ярцева рассматривает цикл полотен под названием «Сад в Сочи» («Garden in Sochi»), одно из наиболее известных созданий американского художника Аршила Горки (1904–1948). Картины пышной экзотической природы Кавказа были созданы в Нью-Йорке, который стал для мастера, уроженца Армении, родным. Е.В. Игумнова в своей статье о Чарльзе Дженксе и его «Саде космических размышлений» поднимает малоисследованную проблему садов, отражающих принципы новой науки и космологии, – квантовую физику и молекулярное строение, теорию хаоса и проблему черных дыр, нелинейную фрактальную геометрию и теорию Большого взрыва. Мы привыкли к садам, чья программа выстроена на литературной основе, но практически не знакомы с иной, научной иконографией. Т.Г. Малинина создает своеобразный сплав воспоминаний о Москве и анализ ее садово-паркового искусства и культурной среды, исследуя культурно-исторический аспект этих отношений через мозаику личных впечатлений, когда картина времени приобретает особую реальность.

Сборник статей отличается энциклопедичностью, широким охватом материала, кропотливой работой авторов текстов, опирающихся на многочисленные зарубежные исследования и часто раскрывающие темы, которые до сих пор не привлекали внимание отечественных исследователей.
В этой гигантской работе, однако, особенно досадны пробелы, такие, как отсутствие статей об античном, византийском, индийском саде и английских пейзажных парках. Надеюсь, что этот сборник станет заметным и ярким явлением в нашей научной жизни.


Ведущий научный сотрудник отдела теории искусства НИИ Российской академии художеств, доктор философских наук О. Б. Дубова

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

Публикуя подробную рецензию, любезно предоставленную проекту "Сады и время" Ольгой Борисовной Дубовой, хочу отметить очень высокий уровень исследований в сборнике и систематическое представление исторических тем, многие из которых не поднимались в отечественной науке. Книга могла бы стать ценным учебным пособием, в том числе для студентов и слушателей курсов по истории ландшафтного искусства. Уверен, что издательство "Памятники исторической мысли" могло бы получить выгоду и дополнительное уважение со стороны заинтересованных читателей, переиздав эту книгу более значительным тиражом.

Борис Соколов, 28.12.12